Неточные совпадения
Впрочем, хотя эти деревца были не выше тростника, о них было сказано в газетах при описании иллюминации, что «город наш украсился, благодаря попечению гражданского правителя,
садом, состоящим из тенистых, широковетвистых
дерев, дающих прохладу в знойный день», и что при этом «было очень умилительно глядеть, как сердца граждан трепетали в избытке благодарности и струили потоки слез в знак признательности к господину градоначальнику».
Поставивши пред ними графины, он подошел к
дереву и, взявши прислоненный к нему заступ, отправился в
сад.
Прошли снега и реки, — работы так вдруг и закипят: там погрузки на суда, здесь расчистка
дерев по лесам, пересадка
дерев по
садам, и пошли взрывать повсюду землю.
Он заглянул и в городской
сад, который состоял из тоненьких
дерев, дурно принявшихся, с подпорками внизу, в виде треугольников, очень красиво выкрашенных зеленою масляною краскою.
В следующую же ночь, с свойственною одним бурсакам дерзостью, он пролез чрез частокол в
сад, взлез на
дерево, которое раскидывалось ветвями на самую крышу дома; с
дерева перелез он на крышу и через трубу камина пробрался прямо в спальню красавицы, которая в это время сидела перед свечою и вынимала из ушей своих дорогие серьги.
«Это под окном, должно быть, какой-нибудь
сад, — подумал он, — шумят
деревья; как я не люблю шум
деревьев ночью, в бурю и в темноту, скверное ощущение!» И он вспомнил, как, проходя давеча мимо Петровского парка, с отвращением даже подумал о нем.
Или храмы золотые, или
сады какие-то необыкновенные, и всё поют невидимые голоса, и кипарисом пахнет, и горы, и
деревья будто не такие, как обыкновенно, а как на образах пишутся.
К дому с обеих сторон прилегали темные
деревья старинного
сада, аллея стриженых елок вела к подъезду.
К этой неприятной для него задаче он приступил у нее на дому, в ее маленькой уютной комнате. Осенний вечер сумрачно смотрел в окна с улицы и в дверь с террасы; в
саду, под красноватым небом, неподвижно стояли
деревья, уже раскрашенные утренними заморозками. На столе, как всегда, кипел самовар, — Марина, в капоте в кружевах, готовя чай, говорила, тоже как всегда, — спокойно, усмешливо...
— С неделю тому назад сижу я в городском
саду с милой девицей, поздно уже, тихо, луна катится в небе, облака бегут, листья падают с
деревьев в тень и свет на земле; девица, подруга детских дней моих, проститутка-одиночка, тоскует, жалуется, кается, вообще — роман, как следует ему быть. Я — утешаю ее: брось, говорю, перестань! Покаяния двери легко открываются, да — что толку?.. Хотите выпить? Ну, а я — выпью.
Самгин свернул за угол в темный переулок, на него налетел ветер, пошатнул, осыпал пыльной скукой. Переулок был кривой, беден домами, наполнен шорохом
деревьев в
садах, скрипом заборов, свистом в щелях; что-то хлопало, как плеть пастуха, и можно было думать, что этот переулок — главный путь, которым ветер врывается в город.
Раскрашенный в цвета осени,
сад был тоже наполнен красноватой духотой; уже несколько дней жара угрожала дождями, но ветер разгонял облака и, срывая желтый лист с
деревьев, сеял на город пыль.
Самгин оглядывался. Комната была обставлена, как в дорогом отеле, треть ее отделялась темно-синей драпировкой, за нею — широкая кровать, оттуда доносился очень сильный запах духов. Два открытых окна выходили в небольшой старый
сад, ограниченный стеною, сплошь покрытой плющом, вершины
деревьев поднимались на высоту окон, сладковато пахучая сырость втекала в комнату, в ней было сумрачно и душно. И в духоте этой извивался тонкий, бабий голосок, вычерчивая словесные узоры...
Когда он вышел из дома на площадь, впечатление пустоты исчезло, сквозь тьму и окаменевшие в ней
деревья Летнего
сада видно было тусклое пятно белого здания, желтые пятна огней за Невой.
Полукругом стояли краснолицые музыканты, неистово дуя в трубы, медные крики и уханье труб вливалось в непрерывный, воющий шум города, и вой был так силен, что казалось, это он раскачивает
деревья в
садах и от него бегут во все стороны, как встревоженные тараканы, бородатые мужики с котомками за спиною, заплаканные бабы.
Клим не хотел, но не решился отказаться. С полчаса медленно кружились по дорожкам
сада, говоря о незначительном, о пустяках. Клим чувствовал странное напряжение, как будто он, шагая по берегу глубокого ручья, искал, где удобнее перескочить через него. Из окна флигеля доносились аккорды рояля, вой виолончели, остренькие выкрики маленького музыканта. Вздыхал ветер, сгущая сумрак, казалось, что с
деревьев сыплется теплая, синеватая пыль, окрашивая воздух все темнее.
В
саду тихонько шелестел дождь, шептались
деревья; было слышно, что на террасе приглушенными голосами распевают что-то грустное. Публика замолчала, ожидая — что будет; Самгин думал, что ничего хорошего не может быть, и — не ошибся.
Ближе к Таврическому
саду люди шли негустой, но почти сплошной толпою, на Литейном, где-то около моста, а может быть, за мостом, на Выборгской, немножко похлопали выстрелы из ружей, догорал окружный суд, от него остались только стены, но в их огромной коробке все еще жадно хрустел огонь, догрызая
дерево, изредка в огне что-то тяжело вздыхало, и тогда от него отрывались стайки мелких огоньков, они трепетно вылетали на воздух, точно бабочки или цветы, и быстро превращались в темно-серый бумажный пепел.
Это было дома у Марины, в ее маленькой, уютной комнатке. Дверь на террасу — открыта, теплый ветер тихонько перебирал листья
деревьев в
саду; мелкие белые облака паслись в небе, поглаживая луну, никель самовара на столе казался голубым, серые бабочки трепетали и гибли над огнем, шелестели на розовом абажуре лампы. Марина — в широчайшем белом капоте, — в широких его рукавах сверкают голые, сильные руки. Когда он пришел — она извинилась...
Как, дескать, можно запускать или оставлять то и другое? Надо сейчас принять меры. И говорят только о том, как бы починить мостик, что ли, через канаву или огородить в одном месте
сад, чтоб скотина не портила
деревьев, потому что часть плетня в одном месте совсем лежала на земле.
Наконец обратился к
саду: он решил оставить все старые липовые и дубовые
деревья так, как они есть, а яблони и груши уничтожить и на место их посадить акации; подумал было о парке, но, сделав в уме примерно смету издержкам, нашел, что дорого, и, отложив это до другого времени, перешел к цветникам и оранжереям.
Утро великолепное; в воздухе прохладно; солнце еще не высоко. От дома, от
деревьев, и от голубятни, и от галереи — от всего побежали далеко длинные тени. В
саду и на дворе образовались прохладные уголки, манящие к задумчивости и сну. Только вдали поле с рожью точно горит огнем, да речка так блестит и сверкает на солнце, что глазам больно.
В ожидании, пока проснется жена, я надел бы шлафрок и походил по
саду подышать утренними испарениями; там уж нашел бы я садовника, поливали бы вместе цветы, подстригали кусты,
деревья.
Бывало и то, что отец сидит в послеобеденный час под
деревом в
саду и курит трубку, а мать вяжет какую-нибудь фуфайку или вышивает по канве; вдруг с улицы раздается шум, крики, и целая толпа людей врывается в дом.
В
саду Татьяна Марковна отрекомендовала ему каждое
дерево и куст, провела по аллеям, заглянула с ним в рощу с горы, и наконец они вышли в село. Было тепло, и озимая рожь плавно волновалась от тихого полуденного ветерка.
Он поминутно останавливался и только при блеске молнии делал несколько шагов вперед. Он знал, что тут была где-то, на дне обрыва, беседка, когда еще кусты и
деревья, росшие по обрыву, составляли часть
сада.
На крыльце, вроде веранды, уставленной большими кадками с лимонными, померанцевыми
деревьями, кактусами, алоэ и разными цветами, отгороженной от двора большой решеткой и обращенной к цветнику и
саду, стояла девушка лет двадцати и с двух тарелок, которые держала перед ней девочка лет двенадцати, босая, в выбойчатом платье, брала горстями пшено и бросала птицам. У ног ее толпились куры, индейки, утки, голуби, наконец воробьи и галки.
Это был не подвиг, а долг. Без жертв, без усилий и лишений нельзя жить на свете: «Жизнь — не
сад, в котором растут только одни цветы», — поздно думал он и вспомнил картину Рубенса «
Сад любви», где под
деревьями попарно сидят изящные господа и прекрасные госпожи, а около них порхают амуры.
«Не любит прямой дороги!..» — думал Райский, глядя, как Марк прокрадывался через цветник, через
сад и скрылся в чаще
деревьев, у самого обрыва.
Плетень, отделявший
сад Райских от леса, давно упал и исчез.
Деревья из
сада смешались с ельником и кустами шиповника и жимолости, переплелись между собою и образовали глухое, дикое место, в котором пряталась заброшенная, полуразвалившаяся беседка.
Было тихо, кусты и
деревья едва шевелились, с них капал дождь. Райский обошел раза три
сад и прошел через огород, чтоб посмотреть, что делается в поле и на Волге.
Бабушка поглядела в окно и покачала головой. На дворе куры, петухи, утки с криком бросились в стороны, собаки с лаем поскакали за бегущими, из людских выглянули головы лакеев, женщин и кучеров, в
саду цветы и кусты зашевелились, точно живые, и не на одной гряде или клумбе остался след вдавленного каблука или маленькой женской ноги, два-три горшка с цветами опрокинулись, вершины тоненьких
дерев, за которые хваталась рука, закачались, и птицы все до одной от испуга улетели в рощу.
Он обошел весь
сад, взглянул на ее закрытые окна, подошел к обрыву и погрузил взгляд в лежащую у ног его пропасть тихо шумящих кустов и
деревьев.
— Вон там подальше лучше бы: от фруктового
сада или с обрыва, — сказал Марк. — Там
деревья, не видать, а здесь, пожалуй, собак встревожишь, да далеко обходить! Я все там хожу…
Один только старый дом стоял в глубине двора, как бельмо в глазу, мрачный, почти всегда в тени, серый, полинявший, местами с забитыми окнами, с поросшим травой крыльцом, с тяжелыми дверьми, замкнутыми тяжелыми же задвижками, но прочно и массивно выстроенный. Зато на маленький домик с утра до вечера жарко лились лучи солнца,
деревья отступили от него, чтоб дать ему простора и воздуха. Только цветник, как гирлянда, обвивал его со стороны
сада, и махровые розы, далии и другие цветы так и просились в окна.
Земли нет: все леса и
сады, густые, как щетка.
Деревья сошли с берега и теснятся в воду. За
садами вдали видны высокие горы, но не обожженные и угрюмые, как в Африке, а все заросшие лесом. Направо явайский берег, налево, среди пролива, зеленый островок, а сзади, на дальнем плане, синеет Суматра.
Мы прошли эту рощу или
сад —
сад потому, что в некоторых местах фруктовые
деревья были огорожены; кое-где видел я шалаши, и в них старые негры стерегли
сад, как и у нас это бывает.
Он не велик: едва ли составит половину петербургского Летнего
сада, но зато в нем собраны все цветы и
деревья, растущие на Капе и в колонии.
Здесь пока, до начала горы, растительность была скудная, и дачи, с опаленною кругом травою и тощими кустами, смотрели жалко. Они с закрытыми своими жалюзи, как будто с закрытыми глазами, жмурились от солнца. Кругом немногие
деревья и цветники, неудачная претензия на
сад, делали эту наготу еще разительнее. Только одни исполинские кусты алоэ, вдвое выше человеческого роста, не боялись солнца и далеко раскидывали свои сочные и колючие листья.
Мимо леса красного
дерева и других, которые толпой жмутся к самому берегу, как будто хотят столкнуть друг друга в воду, пошли мы по тропинке к другому большому лесу или
саду, манившему издали к себе.
Большой, двухэтажный каменный дом, с каменной же верандой или галереей вокруг, с большим широким крыльцом, окружен
садом из тощих миртовых, кипарисных
деревьев, разных кустов и т. п.
Мы мчались из улицы в улицу, так что предметы рябили в глазах: то выскочим на какую-нибудь открытую площадку — и все обольется лучами света: церковь, мостовая,
сад перед церковью, с яркою и нежною зеленью на
деревьях, и мы сами, то погрузимся опять во тьму кромешную длинного переулка.
Кроме банианов, замечательны вышиной и красотой толстые
деревья, из волокон которых японцы делают свою писчую бумагу; потом разные породы мирт; изредка видна в
саду кокосовая пальма, с орехами, и веерная.
Вообще весь рейд усеян мелями и рифами. Беда входить на него без хороших карт! а тут одна только карта и есть порядочная — Бичи. Через час катер наш, чуть-чуть задевая килем за каменья обмелевшей при отливе пристани, уперся в глинистый берег. Мы выскочили из шлюпки и очутились — в
саду не в
саду и не в лесу, а в каком-то парке, под непроницаемым сводом отчасти знакомых и отчасти незнакомых
деревьев и кустов. Из наших северных знакомцев было тут немного сосен, а то все новое, у нас невиданное.
Художники корпят над пустяками, вырезывают из
дерева, из ореховой скорлупы свои
сады, беседки, лодки, рисуют, точно иглой, цветы да разноцветные платья, что рисовали пятьсот лет назад.
Мы воротились к берегу
садом, не поднимаясь опять на гору, останавливались перед разными
деревьями. На берегу застали живую сцену.
Славное это местечко Винберг! Это большой парк с веселыми, небольшими дачами. Вы едете по аллеям, между дубами, каштанами, тополями. Домики едва выглядывают из гущи
садов и цветников. Это все летние жилища горожан, большею частью англичан-негоциантов. Дорога превосходная, воздух отрадный; сквозь
деревья мелькают вдали пейзажи гор, фермы. Особенно хороша Констанская гора, вся покрытая виноградниками, с фермами, дачами у подошвы. Мы быстро катились по дороге.
Сад старый, тенистый, с огромными величавыми дубами, исполинскими грушевыми и другими фруктовыми
деревьями, между прочим персиковыми и гранатовыми; тут были и шелковичные
деревья, и бананы, виноград.
Постояв минутку, он тихонько пошел по
саду, по траве; обходя
деревья и кусты, шел долго, скрадывая каждый шаг, к каждому шагу своему сам прислушиваясь.
Сад был величиной с десятину или немногим более, но обсажен
деревьями лишь кругом, вдоль по всем четырем заборам, — яблонями, кленом, липой, березой.